Огонь в его глазах (СИ) - Страница 27

- Хотите кофе? - внезапно предложила она.

- Кофе? А... нет, спасибо. Мы скоро уже закончим, - сказал Лей и поднял на нее глаза: Но если вы сами хотите - сделайте себе.

- Спасибо, - с неожиданной язвительностью в голосе отреагировала Анжелика и встала. Стоило ей слегка потеплеть к этому парню, как он опять начал демонстрировать начальственные замашки. Словно она была под арестом, а не просто свидетелем.

- Пожалуйста, - ответил он. Его глаза слегка потемнели, и в голосе обозначилось что-то вроде... агрессии?

Стоя у кофе-машины спиной к нему, Анжелика мысленно выругала себя за излишнюю эмоциональность. Дразнить его было незачем. Он ведь запросто может и еще парочку допросов организовать ей и продержать ее в СБ много часов. Незачем так явно показывать ему свою неприязнь, тем более, что он пока ничего плохого ей не сделал. Ведь мог бы, например, вообще прервать заседание клуба, но не стал, просто дождавшись его окончания. Хоть и не без спектакля.

- Извините, - сказала она, вернувшись на диван с чашкой кофе. - Я просто немного устала.

- Я понимаю, - с неожиданно мягкой улыбкой ответил Ситте. - Еще буквально пара вопросов - и все. Сколько вы живете в мирах?

- Я здесь два года.

- А ваша подруга?

- Я... точно не знаю. Катра не очень близкая подруга, она просто пару раз приходила на лекции. Она тут тоже рядом живет, тоже ходит в это кафе, поэтому мы стали иногда обедать вместе. Но мне кажется, она давно здесь. Она гораздо больше знает о мирах, чем я, и точно ходит во второй. Не знаю, может, и дальше.

- Спасибо, Анжелика, это все.

Лей поднялся, сунул коммуникатор в карман и пошел к выходу. Анжелика поднялась, чтобы проводить его, но тут он обернулся и с любопытством посмотрел на нее:

- А почему вы считаете, что существование любви под вопросом?

Анжелика замерла. Этот вопрос прозвучал крайне неожиданно, и она даже немного смутилась. Но потом подняла подбородок:

- Это своего рода аксиома для меня. Не представляю, как это можно доказать или опровергнуть.

Она гордилась тем, как спокойно и отстраненно произнесла эту фразу, но недолго, потому что сразу затем Лею удалось смутить ее до красноты щек.

- Вам, Анжелика, не стоило бы бросать подобных фраз в лицо мужчинам, - ответил он. - Если, конечно, вы не хотите бросить вызов.

Каль. Миры Ксеара. Первый мир, редакция газеты «Политика сегодня».

Каль Ягиль сузил глаза и раздул ноздри, читая сообщение из СБ. Это был краткий, как выстрел, приказ немедленно явиться к Яльсикару на допрос по уголовному делу. Без указания, в качестве кого – свидетеля или обвиняемого. Его почти затрясло от злости.

Он ждал этого, но все равно впал почти в бешенство: неужели теперь так будет после каждой статьи? Неужели Ксеар санкционировал новый способ работы с прессой, который заключается в том, чтобы запугивать журналистов каждый раз, когда они пишут что-то «неправильное»?

Каль опустил локти на стол, вцепился пальцами в волосы, заставляя себя быстро думать. У него было мало времени. Яльсикар или его офицеры могли появиться в любую секунду и арестовать его – он должен успеть понять, как с ним говорить.

Сказать, что последняя его встреча с главой СБ оказалось неприятной, было бы явным преуменьшением. Бьякка давил, как бронетранспортер, и, как не неприятно было об этом вспоминать, добился цели. Где-то под ложечкой и еще внутри, возле желудка, поселился страх. Комковатый, колючий, острый – застрял и не вылезал. Миры – это же вся жизнь. Что там, наяву, у него осталось? Обычные люди, не имеющие понятия о своих возможностях, не умеющие их реализовать? Друзья, с которыми ничего общего? Адов мир, где жизнь до нелепости коротка и к тому же полна боли и неудобств? Несовершенное, неудобное тело…

Здесь, в мирах Ксеара, он сам себя сделал – во всех смыслах. Десятилетиями Каль, как и многие другие, постепенно рос и развивался, научился ходить во второй, третий, четвертый мир – он был уверен, что со временем дойдет до седьмого, станет равным повелителям, сам станет повелителем… если только его не вышвырнут раньше. Просто ему нужно еще немного времени, может, пара-тройка десятков лет. Ему сто три года, вместе с реальным возрастом – больше ста двадцати. Стоила ли вся эта жизнь и та, что еще может быть прожита – сто, двести лет – того, чтобы быть выкинутым из-за любви к правде, юношеского стремления бороться за мир во всем мире и равные права?

Иногда Каль ловил себя на щемящей ностальгии. Последние пятьдесят лет его жизни сложены на алтарь его любви к печатному слову, но до этого ровно полвека он служил в прямом подчинении Яльсикара Бьякки и считался неплохим агентом Службы безопасности. Ровно пятьдесят лет назад у них состоялся другой длинный разговор с самым властным и упрямым из всех повелителей – тот уговаривал его остаться. Словно предчувствовал, что Каль станет головной болью.

Тогда его жизнь и, правда, резко поменялась – даже внешность стала другой. Каль позволил себе увеличить рост до максимального – два пятьдесят, вернуть более натуральный и более яркий цвет волос – холодно-коричневый, затемнил серые глаза. «Ты словно стал другой личностью», - сказала ему через год одна из коллег, и он усмехнулся в ответ, подумав про себя, что слово «другой» тут лишнее.

В СБ он был одним из подручных Яльсикара, контролировавшего все и вся. Став журналистом – превратился в человека со своим почерком, взглядом - влиянием, наконец. Набив за несколько лет руку на «проходных» материалах, Каль постепенно сосредоточился на политических расследованиях и нажил репутацию профессионального, упрямого и несговорчивого парня, который почти всегда попадал в яблочко и каждой статьей создавал мощный резонанс, зачастую заставляя оправдываться сильных мира сего. Или, как минимум, объяснять свои поступки.